в полночь приходит профессор преображенский
я говорит из тебя человека сделаю женщину
выпотрошу из тебя чучело девочка мой невозможный мальчик
крылышки будут птичьи глаза собачьи
вуду из тебя куклу колдую ду ю на чистую воду
выведу тебя выебу и убью не буду
буду не то люблю тебя дуру сведу до рая
перебирает скальпели ампулы лампа перегорает

"абыр" Ольга Мельник

Initiatio

И в небо вылито чернил
И горизонт полоска света
Над алтарем Мафусаил
Уже сентябрь провозгласил
И нож вонзил в былое лето.

Молитву Осень приняла,
Вкушая жертвенное блюдо
И ветром поднята пола
Девятым месяцем была
И не отпущена покуда

Крепки объятия дождя...
А лето жалобно завыло.
У золотого сентября
Иное виденье себя.
Он сам себе паникадило.

Павел Белесов. Тут ещё много.

есть такое дело, этот стишочек особенный:)

Нас Кинули с Детством

Dead Astronaut In Space

Нас кинули с детством.
Там должно было произойти что-то классное.

Такое, чтоб сразу -
Беспросветное счастье навечно и все такое.

Ведь мы же читали
Об этом, да и в ТЮЗах нам часто показывали

Про Гея и Карду
И про Изумрудный Город за молочной рекою.

И, сдуру поверив
в мутации Золушки, дожившей до звездного часа,

Поверив, что чудо
Дано нам по праву и никуда не сбежит,

Мы все пропустили.
Просидели в воняющих масляной краской классах

С дневными лампами,
Из которых хотя бы одна непременно жужжит.

А меня всерьез уже прет вот от этого дяди:

***
Поцелуй меня глубоко, без тебя я брение, пыль,
снег пуховым платком накрывает реку Итиль,
проще пареной репы я был, ты была сложна,
как глоток вина.

Между леммингов, рвущих к морю, лишь ты одна
была равна мне по горю, была равна
по составу крови, по духу была родня,
поцелуй меня.

Поцелуй меня навсегда, погрузи малиновый рот
в ледяные губы, как будто в жидкий азот,
я твой взгляд ловил, я с ладони твоей пил,
я тебя любил.

Моль и ржа поедают Айвенго, пуста сума,
чудо-брони цвета маренго крошит зима,
он уже не вернется, в сердце куском слюды –
ты.

(с) Дмитрий Мельников

да, мне тоже третья часть не очень... зато все остальное, вот это - очень.

Она приедет к тебе этим утром, ты будешь молчать: дурак – дураком,
Поскольку не сможешь найти для неё подходящих слов.
Всё это будто индийская сутра: сказать бы, да вот слова – далеко:
Ты знаешь, конечно, дружок, что их конечно число.

И в этой складке пространства ни Малдер, ни Скалли не выцепят ни черта,
Пылится в пустом кабинете забытый дактилоскоп.
Её ладони прекрасны – сними отпечатки, и вся твоя суета
Сведётся к случайной встрече не более раза в год.

Но это неважно, поскольку дороги – крути-не-крути – лишь в одном направленье ведут,
В одну тишину.
И если ты горные видишь отроги, а я – серебристые реки-озёра, мы тут
Сплетёмся в одну
Строку.

Запомни это последнее слово: простое «пока» и « до новых встреч»,
Естественно, это формальность, газетная блажь, в тираж.
А будь ты гамельнским крысоловом, ты б взял свою дудку, как рыцарь – меч,
И так бы сыграл, что весь мир превратился б навеки в ваш.

Пошли б за вами кроты, землеройки, и белки, и прочие грызуны,
И птицы за вами б летели, и змеи б за вами ползли,
И заструились за вами бы строки и дивные запахи тишины,
Тогда бы она осталась твоей богиней земли.

Но так не случилось, поскольку блок-флейту сменить не удастся свирелью с надтреснутой «до»,
К несчастью, увы…
Не стоят весна и прекрасное лето вечерней прогулки по парку в осеннем пальто
Под шёпот листвы.
И если на поезд ты не опоздаешь, то это неплохо, хотя я хотел бы, чтоб ты
Осталась со мной.
Пусть я не умею ни счастья, ни рая, зато среди этой огромной пустой немоты
Мы станем одной
Строкой.

(с) Тим Скоренко, lj-user nostradamvs

Ты помнишь квартиру…

Ты помнишь квартиру, по-нашему - флэт,
где женщиной стала герла?
Так вот, моя радость, теперь её нет,
она умерла, умерла.

Она отошла к утюгам-челнокам,
как в силу известных причин,
фамильные метры отходят к рукам
ворвавшихся в крепость мужчин.

Ты помнишь квартиру: прожектор луны,
и мы, как в Босфоре, плывём,
и мы уплываем из нашей страны
навек, по-собачьи, вдвоём?

Ещё мы увидим всех турок земли…
Ты помнишь ли ту простоту,
с какой потеряли и вновь навели
к приезду родных чистоту?

Когда-то мы были хозяева тут,
но всё нам казалось не то:
и май не любили за то, что он труд,
и мир уж не помню за что.

© Денис Новиков

КОНЕЦ ПРЕКРАСНОЙ ЭПОХИ

И. Бродский

Потому что искусство поэзии требует слов,
я - один из глухих, облысевших, угрюмых послов
второсортной державы, связавшейся с этой,-
не желая насиловать собственный мозг,
сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск
за вечерней газетой.

Ветер гонит листву. Старых лампочек тусклый накал
в этих грустных краях, чей эпиграф - победа зеркал,
при содействии луж порождает эффект изобилья.
Даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя.
Впрочем, чувство, с которым глядишь на себя,-
это чувство забыл я.

В этих грустных краях все рассчитано на зиму: сны,
стены тюрем, пальто, туалеты невест - белизны
новогодней, напитки, секундные стрелки.
Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей;
пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей -
деревянные грелки.

Этот край недвижим. Представляя объем валовой
чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой,
вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих нагайках.
Но садятся орлы, как магнит, на железную смесь.
Даже стулья плетеные держатся здесь
на болтах и на гайках.

Только рыбы в морях знают цену свободе; но их
немота вынуждает нас как бы к созданью своих
этикеток и касс. И пространство торчит прейскурантом.
Время создано смертью. Нуждаясь в телах и вещах,
свойства тех и других оно ищет в сырых овощах.
Кочет внемлет курантам.

Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
к сожалению, трудно. Красавице платье задрав,
видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.
И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут,
но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут -
тут конец перспективы.

То ли карту Европы украли агенты властей,
то ль пятерка шестых остающихся в мире частей
чересчур далека. То ли некая добрая фея
надо мной ворожит, но отсюда бежать не могу.
Сам себе наливаю кагор - не кричать же слугу -
да чешу котофея...

То ли пулю в висок, словно в место ошибки перстом,
то ли дернуть отсюдова по морю новым Христом.
Да и как не смешать с пьяных глаз, обалдев от мороза,
паровоз с кораблем - все равно не сгоришь от стыда:
как и челн на воде, не оставит на рельсах следа
колесо паровоза.

Что же пишут в газетах в разделе "Из зала суда"?
Приговор приведен в исполненье. Взглянувши сюда,
обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе,
как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены;
но не спит. Ибо брезговать кумполом сны
продырявленным вправе.

Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те
времена, неспособные в общей своей слепоте
отличать выпадавших из люлек от выпавших люлек.
Белоглазая чудь дальше смерти не хочет взглянуть.
Жалко, блюдец полно, только не с кем стола вертануть,
чтоб спросить с тебя, Рюрик.

Зоркость этих времен - это зоркость к вещам тупика.
Не по древу умом растекаться пристало пока,
но плевком по стене. И не князя будить - динозавра.
Для последней строки, эх, не вырвать у птицы пера.
Неповинной главе всех и дел-то, что ждать топора
да зеленого лавра.

Декабрь 1969