И, когда он вконец уставал от чужих тревог,
от бесцветных слов и бессмысленных обязательств –
он скидывал мир, как плащ, и входил в уютный простой мирок,
распахнув окно, где дрожали звёзды в небесной смальте.

Когда он вконец уставал от мирской возни –
он запирал свою дверь, открывал сервант, где стояли вина,
и вспоминал двух женщин, которые были с ним,
двух женщин,
каждая из которых была ему половиной.

***

У одной были тёплые руки и ласковые глаза,
что вечно случались рядом, если от беды он на волосок.
А другая – стройная как лоза и гибкая как гюрза –
ускользала меж пальцев, как тонкий морской песок.

С первой – целую ночь пил чай, говорил взапой,
не касаясь, - люди чем-то же отличаются от зверей…
А другую сразу кидал на лопатки и накрывал собой,
чтобы хоть на час, не навек, - но сделать её своей.

Одна была вся – его боль, его детский страх;
он бы мог убить её, если бы был смелей…
Но являлась другая, верная, любящая сестра –
и он снова дышал, и они подолгу гуляли навеселе.

На одну тратил жизнь и кровь, и столько душевных сил -
только другая и знала, как он после бывает слаб.
Ни одну, ни вторую он ни о чём не просил, -
но одна его погубила, а другая его спасла.

***

Где-то там, вдали от чужих людей, на краю весны,
перед часом Быка, под сверкающей ранней луной,
он вспоминал двух женщин, которые были с ним, -
двух женщин,
которые на самом деле были одной.

Отредактировано Кари (23 мая, 2008г. 19:41:00)