А сидишь и думаешь – нет, не бывает лучше,
отражается глаз-орешек в твоём клинке,
радость – будто голодный, и опа – находишь грушу
в небогатом обычно на ништяки рюкзаке.

Твоё лето – миндаль во рту, олимпиец в брассе;
будто горло, когда из него исчезает ком.
Мои волосы пахнут весною в девятом классе,
а  заушье  – немного – кокосовым молоком.

А сидишь, улыбаешься и наблюдаешь почерк
атмосферный – в тёмных, в перистых, в кучевых.
Не поверю, что нет у тебя болевых точек,
просто очень искусно камуфлируешь их.

У тебя столько карт на одной раскрытой ладони,
что случайный чужой не поймёт, как по ним пройти.
Расскажи мне о самой больной из твоих агоний,
распиши, как нарочно фатум тебя крутил,

в этом много от автопилота, и сна, и хмеля,
много ниток – распущенных, белых – которыми шит,
всё, что можем придумать, чтобы не стать пустее:
говорить, говорить, говорить, говорить,
говорить.