Бояться нечего, а любить есть что.
Ра-Хари.

«Страх мой в кожу, под кожу, под дых впечатан, падай, Гензель, на пол родной, дощатый,
убежала от ведьмы, спасая брата, но вот что-то не то унесла.
Всё мне, знаешь, тени по стенам, Гензель, силуэты муаром, их бэлли-дэнсы,
всё мне ночью под одеялом тесно, шепоткам нет, нет, нет числа.
Всё мне видится домик с печеньем-кровом, всё блестят стены жёлтые, леденцовые,
всё мне пряники лезут в лицо, стозёвны, а уже через пять минут
ты хрустишь, мой Гензель, во рту у ведьмы, чем-то давится голосок твой бедный,
потому что, брат, мародёры ведь мы, аккуратно нас в печь кладут.
Всё мне сны зудят и выходят боком: будто смотришь тускнущим карим оком
и не станешь поэтом и хлебопёком, и не станешь вообще никем.
И смотрю – не могу шевельнуть рукою, и мне узко платье моё ночное,
утром мы встаём, и, да что такое, грудью кашель и кровь на платке».

«Ты лежи, и глаза закрой, и не думай, воробьи наши крошки клюют, и умный
старый кот с тобой рядом мурлычет шумно, сажа с дымом в трубе шуршат.
Гретель, дом наш не смоет, не сдует ветер, не нагонит мачеха нас с мачете,
не учует мёртвая ведьма, Гретель: лишь ковыль тут да писк мышат.
Остывающий лоб твой — вечерним сланцем, я со сшитым из шкуры собачьей ранцем,
там отвары и травы, Грет, не бояться: нам бы столько успеть всего.
Я люблю тебя, прочь, морок злой конфетный, я люблю тебя, как тут ни холодей ты,
и бояться нечего в мире, Гретель,
и бояться нам нечего».