По одному

И приходят тихо... по одному,
И глаза закатывают в тоске,
Да клянутся тем, что виной всему,
Да клянут Того, кто нигде, ни с кем.

То бессильной птицей идут на срыв,
То змеёй сжимаются для броска.
За спиной у них — гарпуны-багры,
За лицом  у них — нелица оскал.

Им простые истины — звук пустой,
Им любовь и ненависть — суть одно.
Всё буравят душу кривым шестом,
Всё растят надежды нащупать дно.

То грозят былое пустить на слом,
То зовут на смерть к берегам другим.
И бросают камни-слова со злом,
И следят за тем, как идут круги.

Говорят, что в мире ты — только гость,
Говорят, ты — призрак в чужом дому,
И вбивают в веру контрольный гвоздь,
И уходят тихо... по одному.

Ни То и ни Это

Ни То и ни Это, ни много ни мало 
Их жизнь протекает ни остро, ни пресно...
В навязанном ритме чужих ритуалов
И чувствам неловко, и разуму тесно.
Их танец размерен и делится ровно
На время движенья и время простоя,
Следы их кровавы, а лица бескровны,
И в каждом их слове и взгляде — пустое.
И нет им названья, и нет им значенья, 
И длится их волей парад искажений,
Меняя в сознанье на кару прощенье,
А страх отдаленья на страх приближенья.
И сгинут они — фанатично-послушно —
За этим незримо очерченным кругом —
Сперва любопытны, затем равнодушны,
Потом ненавистны себе и друг другу...
...К чему выделяться средь равных и прочих
Раз это не нужно ни Богу, ни чёрту,
Раз бьются цепочки простых многоточий
На точки опоры и точки отсчёта,
И мир обречённый, и мир усечённый
До контуров догмы, до рамок запрета,
До буквы закона — ни белый, ни чёрный,
Ни свой и ни чуждый, ни То и ни Это.

Чернокрыл

Инфернально угрюм, мутноок, чернокрыл
Вдоль нехоженых троп у беды на краю
Шёл, не помня себя, и в бреду говорил:
"Я тебя породил, я тебя и убью".
Шёл один по мерцающим углям зари
На закат, рассыпая проклятья и брань,
И, вскипая, слова клокотали внутри
И, как огненный ром, обжигали гортань: 
"Тьмы диковинных птиц и животных стада,
Стаи рыб, что блестят серебром чешуи,
Все стихии, всё то, что дано навсегда,
Все сокровища света да будут мои!
Я ль не создал тебя, я ль тебя не взрастил?
Только в таинстве этом сомнителен толк,
И, тебя уничтожив, покой обрести —
Мой особенный путь, мой родительский долг.
Из заложенных душ не изъять пустоты,
Так пускай же одна из них канет во мгле...
Ты — такой же, как я, я — такой же, как ты, —
Нам двоим мало места на этой земле.
Знай, когда судный час возвестит вороньё
И ненастье подёрнет небес полотно,
Я возьму беспокойное сердце твоё,
Чтобы жить по уму не мешало оно,
Чтобы стали стремленья предельно просты,
Чтоб летать ты не смел ни на крыльях, ни без,
Чтобы не был крещён высотой высоты,
Безразлично довольствуясь бездною бездн.
И за призрачный шанс не принять, не понять,
Что собою ты сам от себя унесён,
Ты получишь возможность о большем не знать
И губительный дар сомневаться во всём.
Кровь остудишь и дашь равнодушья обет,
А обломки страстей распылит суховей,
Будет жечь и слепить твой мистический свет —
Ярче солнца, но лунного камня мертвей.
Лик судьбы исказится и станет другим,
Внешний облик утратит былые черты,
Ты получишь весь мир, чтоб пожертвовать им,
И, пока он свободен, свободен и ты.
По обочине смысла — не свой и ничей —
Ты пройдёшь, чтобы чувств не познать никогда,
Будешь мёрзнуть под сонмом палящих лучей,
Согреваясь дыханием вечного льда,
Чтоб своею рукой жизни слабую нить
Перерезать однажды незримым мечом,
Ничего не желать, никого не винить
И, идя в никуда, не жалеть ни о чём".

Анабиоз

Под напором гроз и грёз
Гнутся маки и левкои.
Что им твой анабиоз? —
Состояние покоя,
Что им мор и что им пир? —
На обоих не в обиде...
 
(Если ты не видишь мир,
То и мир тебя не видит).
 
Мёртвой зоны полоса —
Не награда, не расплата.
Только скрипом — голоса
За чертою невозврата,
Это — реквием лихих
По затерянным и лишним...
 
(Если ты не слышишь их,
И они тебя не слышат).
   
Где-то множит миражи
Линий ломаных и плавных
Тот, кто свой среди чужих
И неравный среди равных.
И горит светило дня
Как алмаз в его короне... 

(Проходи, не тронь огня,
И огонь тебя не тронет).

Золотой Ключик

1.

..Да смирись же! Крик в пустыне
Не достигнет божества...
Что ему твои простые 
Деревянные слова?! 
Между небом и землёю
Жизнь не стоит ни гроша.
Так сгори и стань золою, 
Окаянная душа!

2.

Папа Карло to Джузеппе Синий Нос (Монолог)

А мне три бутылки — что жалких три метра крепа
На саван и гроб, что заплата на твой камзол...
Я зол и жесток, если я не напьюсь, Джузеппе,
А если напьюсь... то, тем паче, жесток и зол.

Я столько страдал, что хорошего ждать нелепо,
Я всё испытал и, казалось, что знаю жизнь...
И, чёртом клянусь, я бы принял её, Джузеппе,
И был бы ей рад, по-другому она сложись.

Мне плыть бы, как все, по борделям, портам, вертепам
Под едкой пьянящей волной табаков и вин...
Но помнишь полено, что ты мне принёс, Джузеппе?
Вот им довелось мне однажды топить камин...

Горело исправно, как надо, с дымком и треском
И, словно живое, плясало, томясь в огне...
И выл на луну неприкаянный пёс соседский,
И тени метались и корчились на стене.

И окна снаружи слепило туманом белым,
И шапкой, как обручем, сдавливало виски,
А дикое пламя в камине совсем не грело,
И кровь застывала от ужаса и тоски...

С той давней поры мне вселенная стала склепом,
Где горькая правда калечит не меньше лжи...
Но я не боюсь, я ничуть не боюсь, Джузеппе, 
Я, знаешь, бессмертен... поскольку уже не жив.

И мне всё равно: эшафот ли, тюрьма, этап ли —
Любому из худших в последней из бездн я — свой.
Я принял решенье и пью этот яд по капле,
И жду терпеливо того, кто следит за мной.

Не надо молиться и плакать по мне не надо, —
Душа износилась и просится на постой.
Он скоро придёт и оставит мне ключ от ада —
От дверцы в чулане — ключ маленький... золотой...

Как никто другой

Разбившись о витражное стекло,
Шальная птица вырвется на волю
И упадёт со сломанным крылом,
Ни страха не почувствовав, ни боли,
Когда под злые выкрики зевак
Её закружат мартовские воды...
(Никто не дорожит свободой так,
Как истинный заложник несвободы.)

Себя и жизнь не в силах превозмочь,
Не человек — разменная монета
Однажды станет королём на ночь,
Проспав с захода солнца до рассвета.
И пусть, случайным сном упившись всласть,
В реальности он жалок и смешон, но...
(Никто не любит так успех и власть,
Как от рожденья этого лишённый.)

Засохший тополь смотрит не дыша,
На лик звезды, сияющей сквозь тучи.
И от благоговения дрожат
Корявые, изломанные сучья,
Когда к её лучам сквозь синий мрак 
Он тянется, предчувствуя блаженство...
(Никто не ценит совершенство так,
Как жертва своего несовершенства.)

Любимая Кукла наследника Тутти

Во взгляде её — непробудная осень...
Окликнешь — исчезнет, ответишь — не спросит.
Застряв меж обычным и необычайным,
Слепа, бессловесна, глуха изначально
С рожденья живёт, как в сиротском приюте,
Любимая Кукла наследника Тутти.

Пригоршня пластмассы, опилок и лака —
Она научилась смеяться и плакать,
Менять направленье и скорость движенья
Нажатием кнопки подстать окруженью —
Живая на вид, неживая по сути
Любимая Кукла наследника Тутти.

Под действием токов, полей и инерций
Надломлен каркас, остановлено сердце,
Грим выцвел, одежда давно истрепалась...
И, проще бы, выбросить то, что осталось,
Но всем в недосказке привычна до жути
Любимая Кукла наследника Тутти.

Теряясь в потерях, рассеянность сея,
Она среди всех, как всегда, не со всеми.
Под страхом расправы усвоен Одними
Запрет при Других называть её имя...
Но помнят в Париже, в Москве и в Бейруте
Любимую Куклу наследника Тутти.

... Лишь ожидание его!

1.

(Часть первая, бытовая)

Когда блюстители традиций,
Сомкнув нетрезвые ряды,
Уронят радостные лица
В цветные россыпи еды,
Когда под бой часов с посудой,
Мечтая двинуться в бега
Под ёлкой затаится Чудо,
Как партизан в тылу врага,
Когда при всём честном народе
Откроет карты Дама Пик...
Поняв, что все пути приводят
В архетипический тупик,
Под натиском веселий ярых
Падёт геройски волшебство...

(Что может быть страшней кошмара? —
Лишь ожидание его!

2.

(Часть вторая, лирическая)

Когда в плену оков железных
Под заунывный лязг и звон
Пульсирует полночной бездны
Нераспустившийся бутон,
Когда, невиданная прежде,
Другим и прочим не чета,
В нём загорается надежда,
Как Вифлеемская звезда,
Когда незначимые части
Сойдутся в важное одно
И, всуе думая о счастье,
Сказать случится: "Вот оно,
Воззвавшее из ниоткуда
В святую ночь на Рождество..."

(Что может быть прекрасней Чуда? —
Лишь ожидание его!)

В ЧАС, КОГДА Я УМРУ...

Звуки и краски сна
Призрачны и легки:
То ли твоя струна
Звонче моей строки,
То ли моя строка
Тоньше твоей струны...

Небо несёт река
С Северной стороны.

И за один глоток
Чистой воды живой
Каждый заплатит в срок
Сердцем и головой.
Проданное за грош,
Время замедлит бег...

В час, когда ты умрёшь,
Я замолчу навек.

Будущей долгой тьмы
Прошлым не искупив,
В мире и порознь мы —
Звенья одной цепи,
Только замёрзших рук
Холодом не согреть...

В час, когда я умру,
Ты перестанешь петь.

Пуля

"Кровь давно ушла в землю. И там, где она пролилась,
уже растут виноградные гроздья". 
М.Булгаков

...А воскреснув, выйдешь на новый круг,
Где в своей правоте и в своей вине
Ты себе не враг, ты себе не друг,
А другим — не друг и не враг вдвойне,
Где придёшь к нулю, стартовав с нуля,
Пожалев не раз о своём кресте
И о крыльях, что до сих пор болят,
Зарастая шрамами от гвоздей,
Где твои кошмары, мечты, табу
Без труда читаются между строф
И клеймом мерцает звезда во лбу —
Отголосок внутренних катастроф...
А святой огонь то пылал, то гас
И, бесценный образ отлив в свинце,
Провиденье метило мимо нас...
Только, видно, сбился его прицел.
Только пуля жизни берёт верней
Не познавших глубже её азы,
Чтобы кровь лилась, и взошёл над ней
Изумрудный стебель строки-лозы.